мертвецкой атмосферы. Ему было жалко этих стариков, но записываться в их ряды Пётр не спешил. Вот с такими грустными мыслями он катил по одной из улиц Воронежа, не замечая, что пошёл мелкий дождь. Одет он был в гражданскую одежду, храня офицерскую форму с наградами для особых случаев. Дождь усилился, и Пётр вынужден был зарулить под навес автобусной остановки. Неожиданно, спасаясь от дождя, под навес заскочил Иван Шведов, его старый сослуживец.

— Привет, Петруха, — произнёс запыхавшийся Шведов таким тоном, как будто они расстались всего час назад.

— Привет-привет, Ваня! Ты, видать, с работы?

— Да нет, так, не пойми что. Я ведь сейчас тоже в поисках с этой долбаной перестройкой. С армии я уже года два как демобилизовался, ну и понесло по волнам. В общем, ношусь, таскаюсь, а прибиться всё никак не могу. Хотя в последнее время кое-что наклюнулось — взяли в одну фирму, но неизвестно, надолго ли. Но там приходится крутиться. Платят неплохо, но страшно не любят, когда задают вопросы. Говорят: либо работай, либо задавай вопросы, но не у нас.

И Шведов ехидно усмехнулся, а потом, стукнув себя по лбу, воскликнул:

— Господи, вот дурак. Всё про себя да про себя. Ты-то как? Давай, рассказывай, где живёшь, куда устроился?

— Да устроили в доме престарелых от военкомата, но я туда не вернусь. А о работе что говорить? Уж коль ты, здоровый и образованный мужик перебиваешься и не можешь себе найти постоянный заработок, так что ж говорить обо мне, Ваня.

— Так-так-так. С работой понятно. А где же ты сейчас живёшь? Куда ты на ночь поедешь спать, ну и так далее?

— Город большой, на первых порах не пропаду. В конце концов, есть вокзалы, а там видно будет, — усмехнулся Пётр.

Иван тяжело вздохнул.

— Ну, ты даёшь, Дарьян.

Иван присел на скамеечку и повернул к себе инвалидное кресло.

— Знаешь, Петька, смотрю я на некоторых здоровых, сильных и порой даже преуспевающих мужиков и не понимаю ихней новомодной депрессии, их стенаний, недовольства жизнью, постоянного брюзжания, как всё плохо и ужасно. Хоть на денёк засунуть бы их в твою шкуру и полечить там. Вмиг излечились бы и пожизненно считали бы себя самыми счастливыми людьми на всю оставшуюся жизнь. А ты молодчина, Петька, не каждому дано столько вынести и достойно держаться.

— Ладно, Иван, иди. Тебя дома заждались, а ты мне тут лекции читаешь. Думаю, свидимся как-нибудь. До свидания.

И Пётр отъехал от остановки. Как назло, начался сильный ливень. Постояв несколько секунд в нерешительности, Иван бросился ему вслед. Догнав коляску, он резко развернул её и выпалил:

— Ты что ж, Петька, меня за сволочь держишь? А я, между прочим, человек. И кто ж я буду, если сейчас брошу тебя, как собаку, под этим холодным дождём? Своего старого друга, да просто человека! А ну, поехали ко мне домой. И плевать, что они скажут. Чихать я на них хотел, в особенности на тёщу.

Иван зашёл за спину Петру и покатил коляску к своему дому.

— Я не поеду к тебе! Слышишь, остановись! — закричал Пётр и, видя, что Иван не реагирует на его просьбу, резко зажал правой рукой колесо.

От сильного одностороннего момента коляска опрокинулась, а вместе с ней в луже оказались Пётр и упавший на него Иван.

— Твою мать! Ты что ж, чертяка, творишь? — ругаясь, закричал Шведов, отряхивая с Петра и себя грязь.

— Я же тебе сказал. К тебе я не поеду!

— Что ж мне с тобой делать-то, бродяга ты мой?

Оба скукожились под проливным дождём.

— Так, я знаю, куда мы поедем, — охрипшим голосом произнёс Иван. — К моей давней подруге, Нинке. Она добрая и приветливая женщина. Нинка давно живёт одна и будет рада любому. Лишь бы был мужик.

И Иван покатил всего перепачканного Петра к своей давней знакомой.

Средних лет женщина открыла дверь и, не раздумывая, помогла Ивану затащить Петра вместе с коляской в свою квартиру. Нина действительно оказалась на редкость доброй женщиной. Расплывшаяся, как на дрожжах, она тем не менее бойко крутилась и суетилась, радуясь хоть каким-нибудь гостям. По всему было видно, что женщина немало хлебнула одиночества и, возможно, ещё кое-чего. Не расспрашивая, что да как, она тут же организовала мужчинам помывку в своей огромной ванне. Уже за столом, под наливочку, Шведов вкратце поведал судьбу привезённого гостя и объяснил всю тяжесть положения на данный момент.

Через два дня, вечером, Иван заскочил к своей бывшей подруге, но Петра на месте не оказалось.

— И где же он, Нинуля?

— Да суетной какой-то весь. Ни свет ни заря уезжает искать работу, а к вечеру возвращается. Ну, а в общем мужик хороший во всех отношениях, — хихикнула Нина. — Да вот он и сам.

— Ну что, нашёл работу?

— Нет, где я только не был, как только себя не предлагал. Единственная зацепка — это детский кукольный театр, который заинтересовался моими возможностями по изготовлению театрального реквизита, или попросту кукол. Но, к сожалению, они закрылись на ремонт и откроются только через полгода.

— Да, жаль, Петро. Что-что, а куклы у тебя получаются классные, с душой. Не зря мой сын до сих пор не расстается с Петрушкой, которого ты ему выстрогал на день рождения. Посмотрит на него и всегда хохочет от радости.

— Может, мне заняться их производством? — задумчиво спросил Пётр, вспомнив Афганистан.

— Господи, о чём ты говоришь? Да сейчас все детские магазины и рынки забиты этими бездушными Барби, Синти, Кенами и прочими хренами. Кому нужны твои самоделки?

— Да, ты прав, — погрустнел Пётр.

— Ладно, это всё пустяки, сейчас о главном, — улыбаясь, произнёс Шведов и с силой хлопнул Петра по плечу. — Тебя берут на работу, на высокооплачиваемую работу. Вчера я подошёл к своему шефу и замолвил за тебя словечко. Когда он узнал, что ты бывший боевой офицер, и к тому же десантник, не колеблясь, хотел взять тебя в охрану. Но когда я сообщил детали, тут же передумал. Я расстроился. А сегодня он неожиданно вызвал меня к себе и предложил тебе работу. Не где-нибудь, Петруха, а в Москве. Завтра вечером поезд. Давай, собирайся. Впрочем, тебе собраться, что голому подпоясаться. В общем, я рад за тебя, Петька, и с тебя причитается.

— Подожди-подожди. Какой ты прыткий. Это куда же я поеду сломя голову, не знамо, что за работа? А может, это криминал или ещё нечто такое? Сейчас кругом расцвела эта полубандитская кооперация.

— Никакого криминала, это я тебе гарантирую, поскольку сам работаю в этой фирме.